Алхимики. Плененные  - Кай Майер

Тот тихо рассмеялся, но смех получился нервным и выдавал неуверенность.

– Ты отказываешься отвечать на мои вопросы и ждешь, что я стану отвечать на твои?

– Я… гермафродит, – покорно ответил Джиллиан.

Пальцы снова заскользили по соскам. Джиллиан чувствовал, что у его мучителя дрожат руки.

– Ты удивительное создание. Невероятное.

Джиллиану было не впервой оказывать такое действие на мужчин; но никогда еще это не происходило помимо его воли. Наверное, его давно убили бы, если бы тюремщик в него не влюбился. Джиллиан притягивал старика так сильно, что тот был не в силах сохранять дистанцию.

– Что именно ты видишь? – спросил Джиллиан.

– Я не понимаю того, что вижу. – В голосе старика слышались страдальческие нотки.

– Это не удивительно.

– Ты дьявол. Демон, посланный мне во искушение. – Руки оторвались от Джиллиана. – Назови свое имя.

– Джиллиан.

– Значит, мне сказали правду.

– Где я?

– Там, где тебя никто не найдет. – Похоже, старик улыбался. – У меня ты в безопасности.

– Значит, ты не собираешься меня убивать?

– Зачем бы я стал это делать?

– Например, затем, что тебе это поручили.

– Нет. – Старик, видимо, задумался на мгновение. – Об этом речи не было.

– Тебе просто велели не выпускать меня отсюда? Молчание. Джиллиан думал уже, что старик ушел, но тут раздалось шарканье по каменному полу.

– Ты останешься у меня, – сказал он. – У нас будет время проникнуть в твои тайны. В твой разум. И разобраться, что ты делаешь с моим.

Горло у Джиллиана горело, голосовые связки отказывались слушаться.

– Ты врач?

– Мне случалось видеть гермафродитов. Капризы природы, ярмарочные диковинки. Но подобного тебе я не видел никогда.

– Чего ты от меня хочешь?

– Все, чего я хочу, у меня уже есть. Ты. – И старик добавил, помедлив: – Ты полностью в моей власти.

Джиллиан молчал.

– Я очищу твой разум, как луковицу. Слой за слоем. Хочу проникнуть в каждое волокно, хочу знать о тебе все. Посмотрим, на что ты годишься. Времени у нас сколько угодно.

Такого всепоглощающего интереса Джиллиану еще ни в ком не случалось пробуждать. Теперь он был уверен, что его собеседник – врач или, во всяком случае, ученый. Кому еще придет в голову ощипывать красивую птичку, чтобы посмотреть, не скрывается ли под перьями еще большая красота?

И все-таки – кому Джиллиан всем этим обязан? Перед ним смутно маячили образы города, где он жил в последнее время. Облупившиеся дворцы, улицы-каналы, стаи голубей и черные гондолы. Венеция.

Туда Джиллиан отправился, расставшись с Новым орденом. Гора Сьерра-де-ла-Вирхен с неприступной крепостью у озера. Меланхолия богини Иннин. И Каризма. Все это он бросил и поселился в Венеции, в заброшенном дворце Ласкари.

Сколько времени он там пробыл? Несколько недель? Месяцы? Годы? В памяти вспыхивали разрозненные картинки: каналы, улочки, затхлый запах плесени в пустующем дворце. Джиллиан был там один, все время один. Брал заказы, как прежде в Вене, делал то, что лучше всего умел. Но ни лиц, ни деталей вспомнить не удавалось. Венеция расплывалась путаницей линий и бесформенных пятен, мелькавших, как солнечные блики на горячем песке.

– У тебя могущественные враги, – сказал старик. – Так что радуйся, что попал ко мне. Моя чудесная, захватывающая игрушка!

Костлявые руки вновь коснулись щек Джиллиана, поглаживая их ниже кожаной полумаски.

– Мы будем видеться очень часто. Ты, наверное, не всегда будешь знать, что я рядом. Но я буду рядом днем и ночью, буду проводить с тобой каждую минуту, которую удастся урвать у моих ненавистных обязанностей.

Джиллиан не мог сдвинуть голову даже на миллиметр, не мог уклониться от прикосновений. Даже когда пальцы нежно погладили его губы. Тошнота овладела им; ему были невыносимы не столько прикосновения, сколько старость.

Вот бы уговорить его снять путы. Джиллиан убил бы его голыми руками в мгновение ока. Ему хватило бы, наверное, даже одной руки, малейшей возможности двигаться.

Но его мучитель был не глуп. Одержим, да, но отнюдь не легкомыслен. Джиллиан остро чувствовал его настороженность.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Жак.

– Ну да.

– Что тебе не нравится?

– Ты француз. Конечно, тебя зовут Жак.

Старик рассмеялся:

– Мне незачем лгать тебе. У тебя никогда уже не будет других собеседников – только я. Может быть, со временем я расскажу о себе побольше.

Джиллиану было все равно.

– Хорошо, Жак. Значит, я могу тебя звать, когда ты мне нужен.

Напряженная пауза.

– Когда я тебе нужен?

– Мне одиноко тут. Очень одиноко. Я рад с тобой поговорить.

– Мы часто будем разговаривать.

Джиллиан попытался кивнуть, но ремни и крепления держали его голову прочно, как тиски.

– Сейчас я вынужден тебя покинуть. Но это ненадолго.

Не успел Джиллиан ответить, как старик прижал что-то к его лицу. Дыхание перехватило. Сердце бешено заколотилось. Газ не имел запаха и действовал быстро. Джиллиан забыл старика и его имя. Забыл, что они говорили друг с другом.

– Ты правда хочешь уехать? – спросила Аура на следующий день, стоя рядом с Тесс на лодочном пирсе.

– Я уже не чувствую себя здесь как дома. – Тесс одарила ее той улыбкой, какой племянницы успокаивают встревоженных пожилых тетушек. В любое другое время Аура бы ей такого не спустила. – Моя жизнь теперь в другом месте. Я просила маму поехать со мной, но она не хочет покидать замок. Мне кажется, она не двинется с места, даже когда разберется со всеми делами.

Аура оглянулась на черную стену кипарисов.

– Погоди, Сильветта еще преподнесет нам сюрприз.

– Она боится большого мира.

– Иногда я завидую тому, какие ясные у нее цели в жизни.

Тесс шагнула к Ауре и обняла, насколько позволял выпирающий живот. С матерью она попрощалась еще в холле.

Лодка билась о пирс, словно торопила к отъезду. На берегу, в полукилометре от замка, ждала машина, чтобы отвезти Тесс на станцию. Капот поблескивал на солнце, словно передавая световые сигналы азбукой Морзе.

Несколько мгновений Аура и Тесс стояли молча обнявшись. Над замком кружили чайки, в кипарисах шумел морской ветер.

– Надеюсь, мы скоро увидимся, – сказала Тесс. – Правда, надеюсь. Против каждой из вас по отдельности я ничего не имею. – Аура улыбнулась. – Я тебе сообщу, когда соберусь в Берлин.